Паоло представлял собой поистине впечатляющее зрелище. Костюм темно-пепельного оттенка, с золотой расшивкой по рукаву, высокий воротник рубашки, прикрывающий все горло, которое обхватил пестрый галстук, заколотый бриллиантовой брошью. Из-под укороченных по последней моде брюк выглядывали полусапоги на высоком каблуке из зеленой крокодиловой кожи. Запах его парфюма был довольно насыщенным и тут же наполнил кабинет атмосферой роскоши и высокой моды.

Я поднимаюсь с кресла и пожимаю его руку – вялое рукопожатие, которое он быстро прерывает и театральным жестом указывает мне на мое место. Сажусь. Рамбан занимает место напротив, закинув ногу на ногу, и с минуту смотрит куда-то поверх моей головы. Терпеливо жду продолжения.

– Итак, Золтан… – Он говорит медленно, растягивая слова, будто знает огромную цену каждого. – Я слышал, вы с блеском прошли первый этап собеседования. Очень рад за вас.

– А можно вопрос, господин Рамбан?

– Просто Паоло.

– Хорошо. Паоло, кто автор этой потрясающей инсталляции?

Рамбан приподнимает бровь. Он явно ожидал другого. Что-нибудь про кислоту, или медитацию, или пустой конверт. Но еще во время своих художественных медитаций в Нагаркоте я принял решение, что в моменты нахождения внутри корпорации, буду «доверяться ветру», что и продемонстрировал только что Рамбану. Кажется, ему это понравилось. Он позволил себе полуулыбку и наградил меня вежливым кивком головы.

– Это мое творение.

– Серьезно?

– Ну да. Я возглавляю креативный отдел огромной медиакорпорации. Видеоарт – вполне закономерное хобби в моем случае.

Воцаряется небольшая пауза, Рамбан опять смотрит куда-то поверх моей головы, будто позабыв про меня. Спустя пару минут он снимает очки и устало трет переносицу.

– А теперь, если позволите, Золтан, я задам вам несколько вопросов.

Я тут же восстанавливаю в памяти свое липовое CV, но, как выясняется вслед за этим, мне эта информация не пригодится.

– Как вы думаете, Золтан, почему одни люди добиваются в жизни успеха, а другие – нет?

– Думаю, речь идет сразу о нескольких факторах: наследственность, свойства характера, талант, в конце концов.

– Разумеется, – кивает он, водружая очки обратно. – Но есть нечто более важное. Просто одни люди хотят этого, а другие не хотят.

– Разве не все люди хотят быть богатыми и знаменитыми? – Я не могу понять, к чему он ведет.

Рамбан отмахивается от моего вопроса, продолжая своим фирменным скучающим тоном.

– Деньги и власть – это лишь инструмент.

– Инструмент для чего? – не унимаюсь я.

– Для создания реальностей. Тех реальностей, в которых нам нравится жить.

– Вы используете слово «реальность» во множественном числе…

– Так и есть. Было бы скучно жить всего в одной реальности, не правда ли? Наш разговор – это одна из реальностей. Когда беседа завершится, начнется другая реальность – и для вас, и для меня. Однако правда в том, что мы сами создаем эти реальности, но многим людям, почти всем, кажется, что реальность, в которую они заключены, – это данность, предопределенность и неизменность. Вы понимаете, о чем я?

– Кажется, да.

Паоло Рамбан поднимается со своего места. Я слежу за его перемещениями, поворачиваясь вместе с креслом.

– Возможно, вам знакома аллегория, придуманная Сократом, – о людях, запертых в пещере.

Предпочитаю ничего не отвечать.

– Я вам напомню, Золтан. Сократ утверждал, что обычный человек напоминает пленника, сидящего на полу пещеры со скованными руками и ногами. Он сидит спиной к выходу из пещеры, и все, что он видит, – тени от предметов, движущихся у него за спиной. Не будучи в силах повернуться, он полагает эти тени единственно возможной реальностью и не допускает мысли, будто существует что-то еще. Если бы Сократ жил в наше время, пожалуй, он сравнил бы телевидение с фокусником, который, пробравшись в пещеру и стоя за спиной у пленника, проецирует на стену перед ним различные фигуры – привлекательные или отвратительные, изящные или примитивные. Наблюдая за этой игрой теней, вы можете подумать, будто она наполнена смыслом, однако это лишь тени, иллюзии, фикция. Так вот, в какой-то момент нам в корпорации надоело продюсировать театр теней – мы намерены снять с пленника оковы и вывести его из пещеры наружу…

– Благородная миссия! – позволяю я себе замечание.

– Речь здесь не идет о благородстве, – отвечает Рамбан. – Нам просто неуютно в пещере. Именно потому, что мне нравится конструировать реальности, я и стал в свое время заниматься модой. И именно поэтому перестал заниматься ею. В какой-то момент я понял, что мода – слишком примитивный инструмент. Скажем так, это павлинье перо, щекочущее ухо, а нам в корпорации нужен лазерный скальпель, вскрывающий череп.

Рамбан подходит к бару в стене, берет в руки графин с водой, предлагает мне, я отказываюсь. Со стаканом в руках он присаживается на край стола прямо передо мной и произносит:

– Если бы вам пришлось разрабатывать пиар-стратегию для новой религии, с чего бы вы начали?

– Это аллегория? – спрашиваю я, не веря своим ушам.

– Многое из того, что мы делаем, можно выразить лишь языком метафор.

– Религия – это набор мистических знаний, приспособленных для определенной географической зоны. Они решают экзистенциальные задачи: что будет после, в чем смысл бытия, каково наше предназначение…

– И? – Паоло явно заскучал от моего красноречия.

– Любое общение с богами предполагает жертвоприношение. Или как минимум подношение. Поэтому я бы пошел проверенным путем. Выбрал бы лицо бренда, создал ему соответствующее паблисити. А потом – распял бы его.

– Эффект жертвы давно уже не работает, мы проводили исследования, – отмахивается Рамбан. – Людям теперь сложно концентрировать свое внимание более чем на сутки, они забудут вашего мессию на следующий день. Я бы хотел получать от вас более оригинальные решения.

– Смотря какой показатель пиар-кампании считать успешным. Даже звезды-однодневки хорошо продаются.

– Новый рынок, который мы намерены завоевать, измеряется не деньгами. Он измеряется душами людей.

– Звучит загадочно.

– Будет время и для конкретики, – обрывает меня Рамбан.

Он бросает взгляд на свои часы, по циферблату которых быстро проносятся какие-то золотистые символы. Едва заметно поднимает бровь – признак легкого раздражения, который от меня не ускользнул, – потом встает. Я решаю, что аудиенция подходит к концу. Судорожно соображаю, как спасти ситуацию. Мне очевидно, что я не произвел на Рамбана должного впечатления. Однако он не указывает мне на дверь, а смотрит прямо в глаза, возможно, впервые за нашу встречу.

– Знаете, Золтан, мне вас настоятельно рекомендовали… Что ж, посмотрим. В любом случае, чтобы утвердить вашу кандидатуру, я должен провести с вами один небольшой тест.